Неточные совпадения
— Преглупый народ! — отвечал он. — Поверите ли? ничего
не умеют,
не способны ни к какому образованию! Уж по крайней мере наши кабардинцы или чеченцы хотя разбойники, голыши, зато отчаянные башки, а у этих и к
оружию никакой охоты нет: порядочного кинжала ни на одном
не увидишь. Уж подлинно осетины!
—
Не стреляют. Может быть… Ах, как мало
оружия у нас! Но все-таки рабочие победят, Клим, вот
увидишь! Какие люди! Ты Кутузова
не встречал?
Разбойники,
не имея другого
оружия, кроме рукопашного, и
видя стреляющих врагов, защищенных топкою речкой,
не выдержали и смешались.
Что-то в ее тоне напомнило мне случай детства, когда, сделав лук, я поддался увещаниям жестоких мальчишек — ударить выгибом дерева этого самодельного
оружия по земле. Они
не объяснили мне, зачем это нужно, только твердили: «Ты сам
увидишь». Я смутно чувствовал, что дело
не ладно, но
не мог удержаться от искушения и ударил. Тетива лопнула.
— Он запер дверь. Произошла сцена, которую я постараюсь забыть. Я
не испугалась, но была так зла, что сама могла бы убить его, если бы у меня было
оружие. Он обхватил меня и, кажется, пытался поцеловать. Когда я вырвалась и подбежала к окну, я
увидела, как могу избавиться от него. Под окном проходила лестница, и я спрыгнула на площадку. Как хорошо, что вы тоже пришли туда!
И вот она пред человеком, которого знала за девять месяцев до рождения его, пред тем, кого она никогда
не чувствовала вне своего сердца, — в шелке и бархате он пред нею, и
оружие его в драгоценных камнях. Всё — так, как должно быть; именно таким она
видела его много раз во сне — богатым, знаменитым и любимым.
Мы кричим, что война — это разбой, варварство, ужас, братоубийство, мы без обморока
не можем
видеть крови; но стоит только французам или немцам оскорбить нас, как мы тотчас же почувствуем подъем духа, самым искренним образом закричим «ура» и бросимся на врага, вы будете призывать на наше
оружие благословение божие, и наша доблесть будет вызывать всеобщий, и притом искренний, восторг.
— Я говорю — стрелок, потому что мне известен ещё один случай неудачного пользования вами огнестрельным
оружием. Да, так вот,
видите ли: девица Сладкопевцева знакома с Назаровой, дамой вашего сердца. Теперь — сообразите: род деятельности охотника Носкова никому, кроме вас и меня,
не мог быть известен. Я — исключаюсь из этой цепи знакомств. Носков был
не глуп, хотя — вял и…
Плодомасов
не призывал никого к
оружию и обороне. Он
не сделал этого, во-первых, потому, что он читал предательство и измену себе на всех лицах, которые перед собою
видел. На всех? Нет, было одно лицо, на котором он
не видал ни зла, ни предательства: это было лицо его молодой жены, виновницы всей этой истории.
— Вам снова, — говорит, — надо тронуться в путь, чтобы новыми глазами
видеть жизнь народа. Книгу вы
не принимаете, чтение мало вам даёт, вы всё ещё
не верите, что в книгах
не человеческий разум заключён, а бесконечно разнообразно выражается единое стремление духа народного к свободе; книга
не ищет власти над вами, но даёт вам
оружие к самоосвобождению, а вы — ещё
не умеете взять в руки это
оружие!
Он подымал весла, как воин подымает
оружие, и отражал удар всей силой своих мышц в тот момент, когда тьма грозила уничтожением, — ничего
не видя, читая в глухом стремительном водовороте стихий внутренними глазами души.
Ты ведаешь, что нет колесниц в мире, равных по прочности и легкости колесницам Египта. Также довольно запасено у меня
оружия, и всюду
видел я одно, — как твои верные скрибы исправно отбирали хлеб у крестьян, так что
не осталось во всей стране Юга ни одной хижины, которая смогла бы утаить от тебя хлеб, зерно или муку.
«Я требую, — писал в 1874 году известный немецкий хирург Лангенбек, — чтобы всякий врач, призванный на поле сражения, обладал оперативною техникою настолько же в совершенстве, насколько боевые солдаты владеют военным
оружием…» Кому, действительно, может прийти в голову послать в битву солдат, которые никогда
не держали в руках ружья, а только
видели, как стреляют другие? А между тем врачи повсюду идут
не только на поле сражения, а и вообще в жизнь неловкими рекрутами,
не знающими, как взяться за
оружие.
Тут все блистало бархатом и позолотой: точеный орех и резной дуб, ковры и бронза, и серебро в шкафах за стеклом, словно бы на выставке, и призовые ковши и кубки (он был страстный любитель рысистых лошадей), дорогое и редкое
оружие, хотя сам он никогда
не употреблял его и даже
не умел им владеть, но держал затем единственно, что «пущай, мол, будет; потому зачем ему
не быть, коли это мы можем, и пущай всяк
видит и знает, что мы все можем, хоша собственно нам на все наплевать!».
И, как нарочно, по линии пробежал ветер и донес звук, похожий на бряцание
оружия. Наступило молчание.
Не знаю, о чем думали теперь инженер и студент, но мне уж казалось, что я
вижу перед собой действительно что-то давно умершее и даже слышу часовых, говорящих на непонятном языке. Воображение мое спешило нарисовать палатки, странных людей, их одежду, доспехи…
Как
видишь, Я снова ищу слов и сравнений, беру в руки плеть, от которой убегает истина! Но что же Мне делать, если все Мое
оружие Я оставил дома и могу пользоваться только твоим негодным арсеналом? Вочеловечь самого Бога, если ты его осилишь, Иаков, и он тотчас же заговорит с тобою на превосходном еврейском или французском языке, и
не скажет больше того, что можно сказать на превосходном еврейском или французском языке. Бог!.. а Я только Сатана, скромный, неосторожный, вочеловечившийся Черт!
В Европе нам оказали непочтительность: мы
увидели надобность взять в руки
оружие. Сценой действия сделался наш Крым. Регулярные полки и ратники ополчения тащились на ногах через Киев, где их встречал поэт из птенцов Киевской духовной академии Аскоченский и командовал: «На молитву здесь, друзья! Киев перед вами!» А к другим он оборачивался и грозил: «
Не хвались, иду на рать, а идучи с…». [15 сентября 1893 года этот стих полностью воспроизведен в весьма известной русской газете. (Прим. Лескова.).]
Но это была только театральная сцена, на которой актеры
не видели настоящего, вооруженного огнестрельным
оружием, солдата, привыкшего бестрепетно встречать огонь и острие штыка,
не слыхали стона своих братьев, пожинаемых ядрами и картечью русской артиллерии.
— Есть
оружие острее всех мечей, убийственнее ружей и пушек, — это любовь к отчизне, а мы с тобою и Ричардом
не имеем в ней недостатка. Падете вы оба, я сама явлюсь на поле битвы. Будет рука моя слаба, чтобы поражать врагов, поведу, по крайней мере, своих воинов против притеснителей моей отчизны и одушевлю их собственным примером.
Не в первый раз Польша
видела своих дочерей во главе полков!
«Теперь же, к прискорбию моему, — продолжал государь, — я
вижу что мысль эта была ошибочна, и что Россия должна выходить на бой, с
оружием в руках против врагов общественного порядка,
не дожидаясь
не только нападения, но даже малейшего вызова с их стороны, и я для уничтожения гибельных революционных стремлений, воспользуюсь этою властью и теми средствами, которыми располагаю, как самодержавный русский император».
Вас
не поразят здесь дикие величественные виды, напоминающие поэтический мятеж стихий в один из ужасных переворотов мира; вы
не увидите здесь грозных утесов, этих ступеней, по коим шли титаны на брань с небом и с которых пали, разбросав в неровном бою обломки своих
оружий, доныне пугающие воображение; вы
не увидите на следах потопа, остывших, когда он стекал с остова земли, векового дуба, этого Оссиана лесов, воспевающего в час бури победу неба над землей; вы
не услышите в реве потока, брошенного из громовой длани, вечного отзыва тех богохульных криков, которые поражали слух природы в ужасной борьбе создания с своим творцом.
— Тоже
оружие!.. Ведьмам пятки чесать. А ты, девушка, смотри:
видишь над баней гнездо — ласточка живет, птенцов воспитывает. Чай,
не одна живет — с мужчиной. Без мужчины с этим делом
не управишься.